С этими словами он залез ко мне в карман. То, что вчера не вышло сделать ни у полицейских, ни у канцерлярских. В это же время подручные Голицына переворачивали мою комнату. Особенно досталось кровати и гардеробному отделению.

— Я надеюсь, вы уберётесь за собой? — проговорил я, оборачиваясь к полковнику. — А то у меня что-то в поясницу колет после больницы.

Тот прорычал что-то неразборчивое. Именно в этот момент он разглядывал то, что вытащил из моего кармана.

— Что это? — наконец, выдохнул он мне в лицо с ненавистью, развернув к себе. — Где Тайнопись?

— Я понятия не имею, о чём вы, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — А это моя вещь. Вряд ли она вам пригодится.

— Подонок! — выплюнул он и попытался ударить меня по лицу правой рукой.

Я перехватил её в воздухе и с силой сжал запястье. В нём что-то хрустнуло, а Голицын завопил от боли. Тут же к нам подскочили ещё пятеро агентов.

— Ордер на обыск не даёт вам права избивать людей, — медленно и доходчиво проговорил я. — Будьте осторожней.

Полковник понимал, что я прав, поэтому взревел, но ничего разборчивого так и не сказал. И ещё я понял, что он не знал досконально, как выглядит Тайнопись. Видел, что в руках у него не то, что нужно, но не более того.

— Перевернуть тут всё, — проговорил он, когда смог произносить слова отдельно от ругательств.

Вот только этот приказ оказался излишним. Моя комната и так уже была перевёрнута вверх дном. И, естественно, в ней ничего не нашли.

— Завтра, — с нескрываемой ненавистью проговорил Голицын, — я приду с ордером на обыск всего дома.

— Это совершенно необязательно, — раздался новый голос, и я посмотрел на дверь. — С кем имею честь.

Там стоял грузный человек с чисто выбритым лицом и в домашнем камзоле. Я уже видел вчера этот образ в памяти тела и знал, что это Дмитрий Анатольевич Могучий. Мой отец.

— Полковник Голицын, тайная канцелярия, — представился тот, доставая из внутреннего кармана мундира ордер. — Ваш отпрыск подозревается в хищении важного государственного артефакта.

— Есть ли у вас уловители? — поинтересовался мой отец, которого я таковым почему-то никак не мог воспринимать.

«Уловители? — подумал я, а затем решил, что это про такие приборы, которые могут уловить след Тайнописи. — Интересно, смогут они найти пространственный карман с клыками?»

— Оболенский, — позвал полковник своего подчинённого. — Несите магические искатели! Есть разрешение от хозяина.

Вот даже как, они получили ордер, но без разрешения на использование уловителей или искателей.

— А вы, молодой человек, пройдите со мной, — распорядился Дмитрий Анатольевич. — Если, конечно, вам он уже не нужен, — он перевёл взгляд на Голицына.

— Одну минуту, — попросил тот, подходя ко мне с громоздким устройством, на боку которого располагался уже привычный мне цилиндр. Но в этом вихрившаяся магия была тёмно-синего цвета. — Сейчас проверим его до конца.

Аппарат размеренно пикал, напомнив мне вчерашний, который поддерживал мою жизнедеятельность. Как я понял, это означало, что никакого присутствия артефакта, по крайней мере, у меня обнаружено не было.

— Странно, — пробормотал себе под нос Голицын. — Ладно, забирайте. Но, если он нам понадобится, мы заберём его.

— Без проблем, — ответил Дмитрий Анатольевич. — Мы будем у меня в кабинете. Мне нужно поговорить с этим оболтусом, — и, переведя взгляд на меня, он сказал: — Пойдём.

— Верните мне мою вещь, — сказал я полковнику и протянул руку.

Тот скорчил брезгливую физиономию, достал из кармана кнопку трибунала и вложил её в мою ладонь.

— Я точно знаю, что она у тебя, — проговорил он низким, рычащим голосом. — Лучше отдай сам.

Ни слова не говоря, я развернулся и вышел вслед за отцом.

Когда мы вошли в кабинет отца, я сразу понял, что сейчас мне попытаются внушить чувство вины. Но получилось даже ещё жёстче.

— Ты совсем решил нашу репутацию с грязью смешать? — обратился он ко мне холодно, словно к чужому человеку, который ему чем-то насолил. — Что это за обыски? Что им нужно?

За то время, пока он говорил, я успел оглядеться. Невзрачные серо-зелёные стены, старая, основательная мебель из прежних, лучших времён, настольная лампа с зелёным абажуром, пыльные стёкла окна.

— Понятия не имею, — ответил я, садясь в кресло без приглашения, так как понял, что вряд ли его дождусь. — Возможно, какая-то ошибка. Они и вчера вечером от меня что-то хотели, несмотря на то, что я только пришёл в себя.

На последнюю мою фразу отец тяжело вздохнул и закрыл лицо руками. Так он сидел с минуту, видимо, собираясь с мыслями. А потом всё-таки положил ладони на стол и пристально вгляделся в моё лицо.

— Если они у тебя что-то найдут, я противодействовать не буду, — проговорил он ровным, но расстроенным голосом. — У меня на тебя больше нет сил. Из-за тебя теперь погибнет твоя сестра, моя дочь. В отличие от тебя, она — умница, красавица, магией не обделена. И жених у неё из о-очень, — он показал пальцем в потолок, — высокого рода. А ты… — он замолк на полуслове, а я вспомнил слова брата.

— Даже сдохнуть для пользы дела не смог? — уточнил я, глядя ему прямо в глаза. — В нормальных семьях это считается достижением.

— Не в этом дело, — ответил Дмитрий Анатольевич, хотя я видел, что именно в этом. — А в том, что ты бесполезен для рода, в частности, и для общества, в целом.

— Послушай, отец, — меня даже не обидели его слова, так как они были заблуждением, в которое он по какой-то причине верил. — Каким вы меня с матерью родили, такой и есть. И стыдиться мне нечего. Не слышал я, чтобы человека укоряли только лишь фактом его рождения.

— Ну знаешь, что! — а вот мне своим непробиваемым спокойствием, кажется, удалось вывести из себя главу семьи. — Ты ни в магии не силён, ни в науках, ни в каком-либо деле. Ты — паразит, который сидит на моём горбу, но при этом вместо помощи от тебя один лишь вред. Ты не учишься, не работаешь, только катаешься на мотоцикле и прожигаешь жизнь в своё удовольствие! И это в то время, когда твой род испытывает нужду!

— Судя по всему, ваше отношение ко мне такое, что помогать вам и не хочется, — ответил я, спокойно глядя на побагровевшего отца из кресла. — Но вот сестру мне и правда жаль, — я прислушался к внутренним ощущениям, но снова ничего не ощутил. — Насколько я успел узнать в больнице, есть способы помочь ей и без пересадки, а лишь используя целительскую магию. Почему вы не можете воспользоваться этим вариантом?

На самом деле, конечно, ничего такого я не выяснял. Скорее, сработала интуиция. Или та же самая часть моего сознания, которая узнавала предметы, понимала язык и удивлялась чему-то для него необычному. Я точно знал, что такое возможно, поэтому и сказал.

— Ты что, с луны свалился? — неприязненно проговорил отец, бросив на меня презрительный взгляд. — Откуда у нас такие деньжищи? Или ты ограбил банк, чтобы оплатить целительские услуги? Поэтому у тебя в комнатах проходит обыск?

— Нет, не поэтому, — размеренно ответил я, игнорируя любые попытки отца выйти на конфронтацию, так как на данный момент меня интересовало совершенно другое. — А она сейчас в больнице?

— А где ж ей ещё быть? — выплюнул Дмитрий Анатольевич. — Хотя, конечно, твоими стараниями она переедет в семейный склеп.

Независимо от того, что говорил этот неприятный мне человек, я не собирался плевать на сестру. Если это в моих силах, то я обязательно помогу ей. В конце концов, как я понимаю, для этого нужны только деньги. И раз уж их нет у моего отца, то они, наверняка, есть где-то ещё.

— Всё понятно, — проговорил я, поднимаясь с кресла. — Разрешите идти? А то у меня обыск.

— Я не для того тебя вызвал, — проговорил он сквозь зубы, усаживаясь на своё место. — А потому, что мне надо тебя предупредить: на твоё довольствие у меня денег нет. Кормить и одевать я тебя не смогу, другими словами. Так что крутись, дорогой мой сын, с этого дня, как хочешь.